Еще один опус от Расстегай. Пока без названия, Остросюжетная проза с элементами мистики

Лакота

Я бы и рада, но я еще над одной книгой параллельно работаю... Вот на днях ее закончу, и тады увеличу

Наталья медленно вошла в комнату, держа газетный сверток двумя пальцами, с таким отвращением, словно в нем находилась, по меньшей мере, дохлая мышь. На кровати, поверх лоскутного одеяла, свесив голову с края, спал Виктор. Девушка, стараясь ступать тихо, чтобы не разбудить мужа, подошла к окну, и вздрагивая, когда бумага шуршала особенно громко, развернула пакет. Рассмотрев резко пахнущую, зелено – желтую сыпучую массу, Наталья огляделась, и словно что-то вспомнив, решительно направилась в дальний угол комнаты, придерживая края свертка, чтобы не просыпать его содержимое. Там, за коричневым двустворчатым платяным шкафом, в полу, между когда-то крашенных темно-красной краской, а теперь облезлых досках была широкая щель. Еще раз, взглянув на спящего мужа, Наталья присела на корточки, и тихонько, тонкой струйкой высыпала сушеную траву в дыру. Немного все-таки просыпалось на пол, и Наталья, комком газеты собрав мусор в кучку, загнала его в щель.

Над холмами, в которые, словно бы с размаху вонзалась длинная извивающаяся дорога, тянувшаяся вдоль сельской улицы, собравшиеся в кучу, порозовевшие облака бросали красноватый отсвет на крону яблони, стоящей у сарая, и дерево, усеянное и без того румяными яблоками, казалось, пылает.
Тамара, несущая ведро с пойлом, равнодушно скользнув взглядом по волшебному дереву, вышла за калитку, подошла к одной из привязанных у забора козам, и, поставив перед ней посудину, принялась чесать основание ее рогов.
- Дочечка ты моя, Марусенька, вы ж мои кормилицы, отрада моя…
Коза, не обращая внимания на хозяйку, словно бы брезгливо обнюхав предложенное угощение, и осторожно тронув поверхность жижи языком, тут же принялась жадно поглощать пойло.
- Томка, слышь, у тебе еще тот порошочек остался? – неожиданно раздался чей-то громкий шепот.
Подпрыгнув от неожиданности, знахарка испугала козу, которая рванувшись в сторону, опрокинула ведро, и светло-коричневая жижа растеклась по темной, с поджаренными солнцем краями, траве.
- Тьху на тебе, Ляксандровна! – держась за сердце, сказала Тамара, стоящей рядом с ней, смущенной женщине, лет сорока пяти, в оранжевом, явно выходном халате из вельвета, и голубом, в квадратик, платке. У Ляксандровны было некогда красивое, а теперь сморщенное, измученное лицо, на щеке виднелся уже почти сошедший синяк. – Чуть сердешный приступ из-за тебе не схлопотала! Шо ж мне таперича, заново пойлушку готовить?! Шо, опять мне пОроться прикажешь?
- Ну, извини мене, Семеновна, не подумавши я… Уж больно мне твово порошочку треба, вот и…
- Какой еще порошочек? Ты ополоумела, чи шо? Ты ж его брала давеча! Его можно – раз, ну два, и усе! – Тамара с досадой сгребавшая лопухом в ведро остатки кашеобразного пойла – на траве осталась одна гуща, жидкость вся впиталась в землю, возмущенно посмотрела на терзавшую концы своего платка, приятельницу. – Он же у тебе з глузду зъидет зовсим!
- Тю, он вже! Як вин за мной с колуном бегал, забыла? Думала, прибьет… А як я ему твой порошочек подсунула в борще, так он нахлебавшись сидел и лыбился, як дурной! И мене не трогал! Ось, гарно було… И квелый дня два был, хучь у хате покой наступил. А вчерась опять драться полез, еле убежать успела. Дай, Семённа, шо тебе стоить?
Тамара оглядевшись, раздраженно подсунула козе ведро с собранной кашей, и вытирая руки о подол, пробурчала: - Нема у меня порошка того. А и был бы, не дала б, не хочу лишний грех на душу брать, своих хватает. И вообще – то из грибов порошок, а я ими не занимаюсь, я по травкам больше. С грибами не связываюсь, бо, мало об них ведаю.
- Ты мне скажи, шо за грибы, я сама, сама зроблю як надо! Только расскажи, какие они, и як готовить! – Ляксандровна умоляюще протянула руки, почему-то, к козе, словно прося у нее поддержки. – Вин же ж убьеть мене, Том, ну пожалуйста… - женщина стащила с головы платок, и прижав его к глазам, расплакалась.
- Ладно, ладно, по старой дружбе… Ты мне тогда помогла, тогда уж и я тебе помогу. Пойдем, расскажу, где их собирать, и как сушить. Только не увлекайся, когда уж совсем прижмет, а то мало ли... – Тамара повлекла Ляксандровну куда-то в сторону росшей через дорогу посадки.

Спустя восемь месяцев. Москва.

Теплый ветерок легонько, словно боясь разрушить нежные кружева лепестков облепивших высокие столбики свечек источающих одуряющий аромат, обдувал растущие у роддома каштаны. Запах поздней весны пробивался даже сквозь рассохшиеся рамы больничных окон, и проникал в полные спертого воздуха палаты. Наталья с трудом поднялась с больничной панцирной кровати, покрытой потрепанным одеялом, и, держась за непривычно пустой живот, шаркая стоптанными тапками, медленно подошла к окну. Ей не показалось – там, внизу, у стен роддома стоял сияющий Виктор с пучком цветущих каштановых веток – даже с высоты третьего этажа было видно, как он счастлив. Увидев появившуюся за окном жену, он прекратил свистеть, и радостно замахал ветками, с которых во все стороны полетели лепестки. По губам можно было прочитать, что он кричит: - Спасибо, Наташка!

Читаю с удовольствием. Всё нравится.
Пиши!

Расстегай
Хорошо!
Но мало. Как и все порядочные люди, хочу все и сразу, а не маленькими порциями. Греет еще и осознание факта сопричастности к появлению на свет шедевра.
Не шучу. Восхищаюсь.

Тамара
Лакота
Спасибо большое! Сегодня, чуть попозже, еще выложу немножко.

Лакота
Хоть и понимаю, что шедевром тут и не пахнет, но все равно, приятно Я вообще, как истинный лев (по гороскопу) люблю, когда меня хвалят, меня это стимулирует

Улыбаясь, Наталья попыталась приоткрыть тяжелую створку окна, но в этот момент в палату заглянула медсестра: - Мамочка, куда? Нельзя открывать окно, сколько вам говорить? Мастит хотите заработать? Где ваша косынка? Сейчас детей на кормление принесут, а вы по подоконникам болтаетесь!
Медсестра вышла, отошедшая было, от окна Наталья вернулась обратно, и махнула рукой мужу – мол, уходи. Тот поднял повыше обтрепанный веточный букет, показывая, что хочет забросить его в окно. Наталья, засмеявшись, покачала головой, и помахав на прощание, исчезла в глубине палаты.

- Ишь, как он тебя любит… - завистливо протянула соседка по палате Таня, наблюдавшая из-за занавески за старательно прикапывающим на клумбе торчмя многострадальные ветки Виктором. – Гляди, он тебе там прямо мемориал устраивает, еще бы костерок развел, и готово дело: ты Родина – мать!
Наталья опять подошла к окну и, не удержавшись, хихикнула: - Вот дурачок… Сейчас его санитарка опять погонит отсюда… Ну вот, я ж говорила!
До девушек донеслись еле слышные крики, к Виктору подскочила потрясающая кулаками санитарка. В этот момент открылась дверь, и вошла медсестра с двумя младенцами на руках.

***

- Куда мне теперь с дитем… - всхлипнула Таня, почти с ненавистью глядя, как ее малыш сосет. – Мамка меня на порог не пустит, сказала – принесешь в подоле, пойдешь на все четыре стороны, вместе с приплодом.
- Ну, ведь так нельзя! – возмутилась Наталья, забыв на мгновение про свою дочь, которой только что ласково что-то шептала. – Пусть этот твой… Николай Иванович женится на тебе! Он же отец твоего мальчика, и он должен…
- Петрович… - машинально поправила ее Таня. – Он женат, Наташ… Он начальник отдела кадров на нашем заводе… Комнату в общежитии обещал. А с дитем туда нельзя, понимаешь?
- Не понимаю! – решительно отозвалась Наталья. – Я не понимаю, как отец может отказываться от своего ребенка! Я не понимаю, как можно так обращаться со своей любимой женщиной! И вообще… Он же… Он же жене своей изменяет! Она, небось, и не знает обо всем…
- Знает… - убито призналась соседка по палате. – Я ей сказала… Она ответила, что давно обо мне узнала, но мужа не оставит. А он сам не уйдет от нее никогда.
- С ума сойти! Я бы ни за что не стала такое терпеть, и ушла бы от мужа сразу! Хотя… Мой Витюша мне никогда не изменит, я точно знаю! Он меня так любит, прямо не верится…
Татьяна подняла голову и мрачно посмотрела на Наташу, которая не могла сдержать счастливой улыбки.
- И доченьку он любит… Ты бы видела, как он меня по животу гладил, как хотел, чтобы девочка родилась… И имя ей сам подобрал – Галина… Это означает – спокойствие. Чтобы она хранила покой в нашей семье… Галочка… Как же я тебя люблю… Скорее бы вы с папой встретились…

***
Виктора лихорадило от предвкушения. Он хватал какие-то вещи, тут же бросал их обратно, бегал из одной комнаты в другую, переставлял с места на место стулья, без конца смотрел на часы, его так и подмывало как в детстве, перевести стрелки вперед на час – другой. На столе, около хрустальной вазы, в которой стоял большой букет розовых роз, лежала переданная ему Наташей через медсестру мятая записка: «Нас выписывают послезавтра. Приходи с вещами (две сумки – в большом шкафу, синяя моя, зеленая Галочкина) в 11 часов, передай сумки медсестре. Не забудь ей подарить коробку конфет! Маме с папой не говори, они думают, что мы выписываемся через три дня, хочу сделать сюрприз. А бровки у Галочки точь-в-точь твои! Мы тебя любим!»

Не утерпев, Виктор вбежал в кухню, открыл устрашающе тарахтящий холодильник, достал оттуда бутылку «Столичной», но взявшись, было за жестяную голову бутылки, вздохнул, и помотав головой, решительно спрятал водку обратно. Вернувшись в комнату, он упал в кресло, схватил со стоящего рядом столика газету, и, тряхнув ею перед лицом, попытался вчитаться. Не заметив, что держит ее вверх ногами, Виктор так просидел пять минут, после чего, бросив взгляд на часы, встал, и выдернув из вазы букет, который мстительно обдал его россыпью водяных брызг, подскочил к входной двери, около которой его дожидались две матерчатые сумки – зеленая и синяя. Резко выдохнув, словно перед прыжком в холодную воду, Виктор взялся за дверную ручку, и тут, стоящий на полке серый громоздкий телефон заорал ему прямо в лицо.
- Молодой отец у аппарата! – весело, но с некоторой дрожью в голосе крикнул парень в трубку, оборвав трель на полуслове.
- Здравствуй, дорогой мой, - послышался сквозь треск помех голос Тамары.
- А-а, Томочка! Привет, тетушка! – обрадовался Виктор, стиснув трубку, и прижав ее к уху так, словно хотел просочиться сквозь нее к сестре. – Раз звонишь, стало быть, телеграмму мою получила, знаешь теперь, что ты у нас теперь тетя, и не поленилась на переговорный пункт сходить? Ну, давай, поздравляй!
- Поздравляю… - уныло сказала Тамара. – Я всегда знала, что ты у меня настоящий мужчина, и не боишься трудностей.
- Не понял. Том, ты о чем? Какие трудности? Может, ты чего не поняла? У меня дочь родилась, слышишь?
- Да все я поняла, еще когда твоя краля ко мне пришла… Не думала я, что она заставит тебя своего ублюдка воспитывать словно родного, не думала… - голос Тамары завибрировал, словно она сейчас расплачется.
- Том, - помолчав сказал Виктор. – Я ни черта не понимаю из того что ты говоришь, но мне все это не нравится. Давай так – мне сейчас надо бежать, моих девчонок с роддома забирать, а потом я тебе позвоню и поговорим. Придешь на переговорку сегодня еще раз, часам к четырем?
- Что приходить, ноги зря бить… - вздохнула горестно сестра. - Все люди об том знают, один ты наивный. - Витюша, прости, но жена твоя шлюха.
- Да ты пьяная, что ли??
- Я-то нет, а вот тебе глаза застит… Нагуляла она ребеночка-то, потому за тебя так быстро выскочила - ей нельзя было портить эту… как ее… Во - репутацию своего знаменитого папаши, а ты думал, он тебе просто так квартирку отвалил с телефончиком? Наташка сама мне призналась, что ребенок не твой, в день вашего отъезда, подходила ко мне, просила травку какую-нибудь, чтоб от дитяти избавиться. Только я ей валерьяны с пустырником дала, не стала грех на душу брать. Витюша, ты меня слышишь, деточка?
Трубка звонко стукнулась об пол, и повисла, качаясь на натянутом проводе. Следом упал букет, и жалобно захрустел когда на него с размаху наступил черный, только что начищенный ботинок.

О! Интрига закручивается!

Расстегай
Автор, Вы хватаете читательниц прямо за сердце!
Такое чувство, что Вами немало пережито и передумано. Хотя могу и ошибнуться.

Тамара
Дальше сплошная интрига будет, тихая спокойная жизнь подошла к концу у героев

Лакота

Не, вы все-таки подшучиваете надо мной

Если Вы имеете в виду, что описываемые события пережиты мной, то ошибаетесь, к счастью, подобного не было. Но вот умением влезать в чужую шкуру и испытывать схожие чувства, отличалась с детства. Хотя тут не могу судить, насколько все реалистично вышло...

Это Вы еще моих козлов - вампиров не читали Ни разу в жизни не была козлом-вампиром, а вот, пишу про них, вернее, как раз заканчиваю

Расстегай
Вы знаете, Автор, следуя советам старших товарищей, посмотрела фильм "Прекрасная зеленая".
И вот там один из героев, весьма значительное медицинское светило, уверенный в себе мужчина, после некоторых манипуляций на нем, спросил у роженицы, что она чувствовала, когда рожала, ведь он не имеет право ни судить, ни говорить, ни лечить, если сам не прочувствует.

И в этом (на мой взгляд) имеется весьма здравый подход.

Это я к вот этому

Вышло весьма реалистично. Поэтому стоит предположить либо пережито самой, либо пережито с помощью кого-то, весьма близкого.

Лакота

Не видела.

Не очень удачный пример, как мне кажется... Ведь оттого, что роженица рассказала ему о своем состоянии, он не проникся ее чувством, болью, страданием, и т.д. Во-первых потому, что он мужчина, а она женщина, а значит, априори, не может судить о ее ощущениях. Во-вторых, вообще, ни один человек не может полностью проникнуться мироощущением другого, может только предположить, каково оно (что я и делаю, кстати. Предполагаю, и исходя из из предположения уже выстраиваю цепочку ощущений. Пытаюсь вжиться в описываемого мною человека. Но это уже получаются мои предположительные ощущения, а не его). И еще, если бы врачи могли полностью прочувствовать, что ощущает пациент, то... У нас не было бы врачей...

Нет. Ну как - ведьмы (внешне точно - вылитые ведьмы!) у нас тут живут по соседству, есть с кого писать, тут и напрягаться не надо. Жизнь в деревне в течение последних нескольких лет позволяет писать о ней (о деревне) более-менее достоверно. Ну и так далее, по мелочам...

Очень хочется на это надеяться... В принципе, описать стоящую перед глазами картинку нетрудно...Главное, настроится на вызов этой картинки

Расстегай
Я не буду дискутировать по поводу

У меня другое видение и слегка другое чувствование.

Вероятно, поэтому меня смущают романы, саги и прочие "жизненные истории", ибо жизнь намного интереснее, драматичнее и более интригующа, чем самое лучшее литературное произведение.

Но во все времена были рассказчики, повествователи. И, по моему мнению, Вы из их числа.

Так что было дальше?

Ой, девочки, если все доподлинно чувствовать, что описываешь, то помрешь или умом повредишься. Чтобы описать страдания больного, писателю не надо болеть самому и чувствовать это на своей шкуре, грубо говоря.
Так же трудно и невозможно разыскивать прототипы под героев. Вернее нереально.
Все-таки, любой опус - это концентрат событий, а не жизнь.
У пишущей братии фантазия большая. Придумывается человек, потом его биография, потом то, что с ним могло произойти. А действует герой по заранее придуманному сюжету, и когда кажется, что он - живой человек, значит он хорошо, удачно придуман.
Конечно, подмечаются у живых людей какие-то "вкусные", особенные черты и используются. Но, опять-таки, в рамках заданной истории.

Лакота, ты глянь темку - "В помощь талантам", там много интересного написано.

Лакота

Согласна!

Рассказываю


Тяжело и часто дыша, согнувшись под тяжестью малышки, которая в роддоме казалась почти невесомой, завернутой в казенное одеяло, Наталья, в тех же стоптанных, а теперь и промокших тапочках, в казенном же халате, остановилась у двери их с Виктором квартиры, и растерянно взглянула на нее, словно ожидая, что та даст объяснение происходящему. Почувствовав, что мама остановилась, и приятное убаюкивающее покачивание прекратилось, девочка тихонько захныкала – загудела низким голосом, словно шмель. Тоже всхлипнув, Наташа нерешительно подняла руку, и вдруг принялась барабанить по двери, вкладывая в этот стук весь гнев и обиду. Ждать пришлось долго. Когда Наталья, решив, что дома никого нет, медленно садилась на ступеньку, за дверью послышались шаги, возня, замок громко щелкнул, дверь медленно открылась, и на пороге появился Виктор.
- Какие люди! – плывущим голосом воскликнул он, и стало очевидно, что он пьян. – Кто тут про меня вспомнил… И чего мы приперлись?
Наталья поднимающаяся было, от изумления чуть не упала обратно на ступеньку, едва успев ухватится за перила.
- Ви… Витя, ты что? Как ты… Почему? – запиналась она, судорожно прижав к себе одной рукой ребенка. – Как ты мог?
- Как я мог? А что я мог? Ока.. зывается, ничего я не мог, дурак…
Наталья, заметив, что соседская дверь тихонько приоткрылась, подошла к Виктору, и протиснулась мимо него в квартиру. Переступив порог, девушка расслабилась, и тут на нее нахлынула такая усталость, что она упала на стоящую тут же обувную тумбочку, едва не выронив ребенка. Виктор, усмехнувшись, вошел обратно прикрыл за собой дверь, и не глядя на жену и свою новорожденную дочь, ушел в глубину квартиры.
- Да что происходит? – в отчаянии выкрикнула хрипло Наталья. – Ты почему нас не забрал из больницы? Я пешком оттуда шла, в халате и тапках, с ребенком на руках! Я думала, сознание потеряю! А ты… ты просто напился… - она заплакала, уткнувшись лицом в одеяло, в которое была завернута Галочка.
Виктор оперся о кухонный стол, взял стакан с остатками водки, и одним глотком осушил его. Поморщившись, он откусил от плавленого сырка, и, проглотив кусок не жуя, угрюмо отозвался: - Да на кой вы мне обе сдались? Забирать еще вас… Могла бы мамаше своей позвонить, она бы сразу примчалась.
Наталья подняла голову и растерянно посмотрела на вешалку, словно сомневаясь, что она у себя дома. Глядя на пальто мужа, она отстранено, словно в трансе, ответила: - Я звонила, никто трубку не взял… Ви-ить… Что случилось?
Виктор, в ярости швырнул пустой стакан о стенку, дернулся от укуса впившегося в щеку осколка, и быстро вышел в прихожую.
- Что случилось? Абсолютно ничего, кроме того, что дома бардак, я хочу жрать, а ты в больницах валяешься, отдыхаешь, да с этой пакостью в обнимку по городу прогуливаешься! Быстро, бросила вот это, - «любящий» отец с отвращением показал скрюченным пальцем на вновь начавшую плакать, успокоившуюся было, малышку, - в кровать, и работай! Больше тебе не удастся из меня дурака делать!
Виктор, в последний раз окинув взглядом жену, ушел в спальню, и оглушительно хлопнул дверью. Наталья, по-прежнему сидящая на тумбочке, к которой, словно приросла, крепко зажмурилась, в надежде, что все происходящее ей снится.

Ваша тетя
Вы знаете, я почти профессиональный книгочей. С 5 лет, а мне сейчас (страшно сказать) 44 года.
И былой пиетет к печатному слову (да и к слову в общем понятии) у меня почти напрочь отсутствует. Исключение. пожалуй. составляет классика, проверенная не менее вековым возрастом и некоторые литературные фантазии (фантастика, фэнтэзи, сказки). Все остальное - потреба дня и амбиции, тщеславие авторов.
Но если имеется потребность воплощать на бумаге свои фантазии, то - пожалуйста, надо же иметь дело для души. Я вот тоже шить люблю.